Автор Максим Шардаков
В 1807 году приказчик Очерского железоделательного завода Афанасий Прядильщиков добился разрешения графа Строганова выделить помещение пустующего склада под певческий театр, который получил от современников вызывающее улыбку название – «комедийный сарай». А ведь именно из него в 19 веке, как литература из гоголевской «Шинели», и вышла знаменитая на весь мир Пермь театральная, которая до сих пор для нас сильнее страсти, больше чем любовь.
Согласно летописям, очерцы ставили отрывки из опер, хоровые и драматические произведения. Первые очерские театралы предпочитали сюжеты понятные, на современный взгляд, может быть, немного наивные, какие можно было разыграть шумно и весело. Но, безусловно, и поучительные, раскрывающие русский характер с его лукавой насмешливостью, святой верой в чудо, презрением к унынию.
В 1821 году друг Пушкина - мореплаватель, историк и страстный поклонник театрального искусства - Василий Берх, служивший в Пермской казенной палате, пригласил труппу Очерского театра выступить перед жителями губернского центра. В доме купца Лыхина крепостные актеры с успехом представили водевиль Алексея Верстовского «Бабушкины попугаи» по пьесе Николая Хмельницкого, который незадолго до этого был дан в Большом театре. Удачные попытки очерцев замахнуться на столичные театральные новинки говорят о широком кругозоре, потрясающей информированности и разнообразной творческой оснащенности участников труппы.
В середине века Очерский театр давал представления в пустующих соляных амбарах на берегу Камы у Осинского спуска уже перед самой широкой публикой. На постановках, казалось, бросив все свои дела, собиралась вся Пермь! В 1843 году на суд зрителей была представлена комическая опера Якова Княжнина «Сбитенщик», тремя годами позже – спектакли «Хвастун» и «Чудаки». Очерцы не боялись ставить некогда запрещенную цензурой комедию Василия Капниста «Ябеда», которая до появления на сцене «Горе от ума» Грибоедова и «Ревизора» Гоголя считалась наиболее острой и обличительной. Выбор пьес не был случаен: комическая опера – не просто веселая буффонада. Например, Княжнин как никто другой отвечал чаяниям очерских крепостных актеров и режиссеров, хотя почти все его произведения, по сути, являлись ремейками водевилей французских драматургов. Крылов в одной из своих ранних пьес вывел Якова Борисовича в образе писателя Рифмокрада, а Пушкин наградил его не лестным на первый взгляд эпитетом «Переимчивый Княжнин». Однако следует помнить, что в ту эпоху заимствование сюжетов и подражания классикам считались не просто обычным делом, но даже достоинством и показателем высокого мастерства автора. К тому же Княжнин оживил комедии русскими фольклорными элементами, добавил перца едкой сатиры, освежил богатым разговорным языком, направив их против крепостничества, сословных предрассудков, невежества, тщеславия и позерства в стиле «казаться, а не быть».
А как еще находившаяся под крепостным ярмом интеллигенция могла выразить свои передовые общественные взгляды, если не через театр? Не стоит забывать, что в то время каждого из актеров в любой момент по прихоти барина могли продать, словно мешок муки, обменять на пару борзых щенков, отдать в солдаты или вообще запороть на конюшне. И вот под свет рампы, казалось бы, забитый, зажатый, закомплексованный, на сцене он преображается – будто надевает маску, и, прикрывшись ей, становился свободным – пусть всего лишь на время спектакля, не наяву, а пока только в мыслях и чувствах. На глазах публики крепостные заводские мастеровые и служители, дворовые и приказчики превращались во всесильных прокуроров и судей, древнерусских князей и варяжских дружинников, ироничных скоморохов и праздных дворянских отпрысков. Наверное, первые очерские актеры шли в театр за свободой, за возможностью прожить несколько счастливых маленьких жизней, ненадолго позабыв о своей горемычной.
Золотая пора Очерского театра началась после отмены крепостного права. В 1887 году труппе было передано здание вотчинного правления, которое до нынешних лет, увы, не удалось сохранить. Появились все внешние признаки, отличающие настоящий театр от захудалой самодеятельности: «начало всех театральных начал» - гардероб, фойе, галерка, оркестровая яма и даже буфет. Кругом – потрясающие декорации, алый бархат лож, инкрустированных деревянной резьбой. Слуховое окно на фронтонной стене было искусно сделано в форме лиры.
Театральные сезоны начинались осенью и заканчивались в конце мая, что было связано со спецификой работы Очерского завода, который в летнее время прекращал свою работу, а люди отправлялись в вынужденные отпуска. Дошедшие до нас афиши свидетельствуют о том, что сборы от спектаклей шли в пользу бедных учеников, бесплатной читальни, раненых бойцов, на строительство памятника Глинке в Санкт-Петербурге. Цены на билеты были вполне доступными для всех социальных групп.
На рубеже 19-20 веков в Очере сложилась сильная труппа любителей театра, которую возглавляли супруги Малых: Петр Алексеевич – музыкант и скрипичный мастер, а его жена Софья – известная петербургская актриса. Режиссером стал инженер Николай Мальцев, автор одного из самых почитаемых в Прикамье памятников федерального значения – знаменитых солнечных часов. Очерцы ставили пьесы Островского, Сухово-Кобылина, Гоголя, Фонвизина, разыгрывали «Евгения Онегина», «Бориса Годунова», «Жизнь за царя», «Фауста», «Демона». На сцене блистали незаурядный комик Михаил Усатых, за свое дарование прозванный Щепкиным, инженю Лидия Пискарева, резонер Павел Сюзев. Да-да – тот самый редкого таланта ботаник и лесовод, которого высоко ценил создатель Ботанического сада при Пермском госуниверситете профессор Александр Генкель. Однако, ботаник по профессии, по образу жизни Сюзев «ботаником» не был: статный артиллерийский офицер, герой двух войн, даровитый художник и музыкант, душа компании, франт и щеголь, наверное, вскруживший головы многим провинциальным барышням.
Новая театральная страница Очера была написана актерами «театра мастеровых», родившегося на базе рабочего кружка. Так, либеральному, но все же вполне законопослушному и довольно замкнутому мирку заводской интеллигенции пришлось изрядно потесниться на культурной нише – ложи и галерка заполнились новой публикой: от плугов и кузнечных горнов, из горячих цехов и лесных делянок.
Руководство театром взяла на себя режиссерская коллегия, в которую входили братья Иван и Василий Верещагины, Василий Ипанов, супруги Мощениковы. «Любили играть Островского, - вспоминал Василий Верещагин, - своего драматурга, понятного, сказавшего доброе, сочувственное слово о простом человеке». На афишах рабочего театра запестрели знакомые названия - «Гроза», «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок», «Лес». А в самый разгар первой русской революции очерцы решились поставить нашумевшую пьесу Горького «На дне». Спектакль игрался в женской школе, потому что в театре артистам выступать запретили. Но нашлись осведомители, которые донесли полицейскому приставу о вольнодумцах, после чего нескольких актеров прямо со сцены препроводили в Оханскую тюрьму. Впрочем, блюстители порядка беспокоились вовсе не зря: заодно с театральными репетициями в целях конспирации местные социал-демократы проводили маевки и партсобрания.
Кстати, очерским театралам в будущем еще не раз приходилось страдать за сценическую отвагу. Так, в начале гражданской войны за участие в антирелигиозной пьесе Виктора Протопопова «Черные вороны» колчаковцы «за осквернение религии» наказали молодую учительницу Татьяну Мощеникову, приговорив ее к 25 ударам шомполами. Какого бы цвета ни была власть – критика ей не всегда по вкусу…
